Жалующийся Швейк(рецензия Алеся Мищенко на роман Эренбурга"Бурная жизнь лазика ройтшванеца")
Эренбург Илья
Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца
В этой повести, написанной в 20х годах, чувствуется "перестроечный" хаос и абсурд 20х - в этом она похожа на произведения
Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени, на
Аверченко, Тэффи и
Дорошевича. Здесь, также, появляются и смешные, почти
зощенковские интонации в описании жизни "маленьких людей".
И, в то же время, в этом романе уже веет иногда и холодом 30х годов. Приближение сталинского времени чувствуется например в начале, когда Лазик вздохнул читая афишу-сообщение о смерти "гомельского вождя Шмурыгина", после чего некая "гражданка Пукке" (одна из первых стукачек в советской литературе) донесла о этом вздохе "куда следует" . В результате Лазика арестовали за "оскорбление флага и герба" (оказывается и тогда была такая статья, я думал что она появилась совсем недавно).
Допрос Лазика похож на допрос еврея с фамилией Сталин из эпопеи
«Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», где он также убеждает следователей что он свой: всё переименовывается в красное (фамилии, названия улиц и заводов), а он уже красный, от рождения (Ройт - это красный на иврите).
В зощенковском стиле написан также диалог в поезде, когда на замечание соседа, что Лазик похож на некоего его знакомого, он недоволен: помилуйте как это похож, может этот ваш знакомый был растратчик или ещё чего.
Но больше всего эта книга похожа на гашековские приключения
бравого солдата Швейка - с такими же неуместными (и поэтому смешными) воспоминаниями и простецкими аналогиями в любой сложной жизненной ситуации. В отличие от Швейка, Лазик вспоминает не только случаи из жизни, но также хасидские легенды - у него всегда готова притча. Также, Швейк более амбивалентен: на него можно смотреть и как на идиота с его неуместными аналогиями, и как на народного хитреца, который своей глупостью показывает глупость государственной военной машины - собственно именно в том что "непонятно серьезно ли он" и кроется главный секрет его неповторимости.
Лазик Ройтшванец, напротив, лишён этого разнообразия: сразу ясно что он издевается и "троллит" абсурдную действительность.
Сама его "Бурная жизнь" напоминает "Золотого телёнка" и
"12 стульев" . Напоминает тем что это - тоже такая же юмористическая энциклопедия советских 20х годов: ведь кроме тюрем, которых он прошёл аж 19, Лазик безуспешно пробовал себя на самых разнообразных работах.
В Туле разводил кроликов (сатира на зарождающуюся советскую бюрократию). Потом играл роль «духа восточных степей» (сатира на авангардные театрально-спиритические постановки). Был "писателем-бдистом": здесь Эренбург высмеивает писателей, также как Ильф и Петров высмеивали Ляписа-Трубецкого. В издательстве он описывает модную литературу: сначала мальчик спит с девочкой, потом мальчик с мальчиком, девочка с девочкой, "и это уже не кровать а какая-то мельница". Заметим, что и эта сатира на современное искусство актуальна сегодня: стоит вспомнить некоторые авангардные театральные постановки и недавно введённое обязательное наличие нетрадиционных сексуальных ориентаций в номинациях на "Оскар" или рассказ
"Учёный и природа" из нелинейного сборника - о причинах этого. Там же, в издательстве, он вспоминает, как некий писатель читал ему "такое что последняя гомельская кляча сдохла бы от сарказма" и думает что "если даже этот великий писатель то почему же мне не влезть на готовый пьедестал?"
Далее он работает испытуемым в аптеке: немец-аптекарь взял его для опытов призванных ответить на вопрос сможет ли человек прожить месяц на сухарях (Лазик согласился так как пообещали что в первый день дадут колбасы). Выгнали его из этого эксперимента также за то что он за еду переспал с толстой женой доктора, давно мечтающей о "бледных юношах с горящими глазами"
После он работает торговцем контрабандным сукном (закончилось это тем что пограничник стал торговаться "это только за одного" и партнёр-контрабандист сказал: я не знаю этого человека, он наверное красный шпион).
И в конце концов, он, как и положено человеку оказавшемуся еврейским праведником, умирает на Палестине.
Этим разнообразием опыта и присутствием "святой земли" Лазик напоминает
Шантарама, интересно что при этом по характеру они совершенейшие антиподы.
Поскольку книга вышла в СССР, есть там и небольшое издевательство и над обществами, которые СССР рассматривал как своих непутёвых оппонентов: то есть, с разномастными тайными, мистическими и религиозными обществами. Среди таких, можно отметить встречу с белыми эмигрантами и евреями-христианами.
С первым обществом он встретился во Франции (тут также вспоминается ильфо-петровский "союз меча и орала"
Ilf,Pertov_-_12_stuljev ): они его хотели приспособить как "раскаявшегося в своем коммунизме жидка". На собрании, он пытался честно выполнить их задание (или тонко провалить, высмеяв исподтишка - в зависимости от того насколько глубоко смотреть): когда его уже стали одёргивать в ответ на его болтовню: "начинайте каяться ввиду позднего времени!", он согласился, но, как обычно, в своём стиле: "я могу но я забыл, если надо сказать что расстреливал, то расстреливал и они сказали что пожалуются милицейскому"... Закончилось тем что кто-то зашел и предупредил что помещение снято до стольки-то, и надо уже его освободить - Лазик этому предупреждению"первый и повиновался".
Второе общество "спасенный Израиль", где он, как еврей-не христианин издевается над евреями-христианами, и больше всего над словами пригласившего его пастора: раз мой брат а вы его дети значит вы мои племянники... И раз пастор так заботится об этом, предлагаю считать единогласным что Иисус пришел. А для колеблющихся в 7ом тексте читаем что придет ещё раз. Ну раз у него такие хорошие результаты (перечисляет, издеваясь, что в мире везде справедливость и вообще всем прекрасно живётся) то пусть приходит сколько угодно.
Здесь Лазик удачно попадает в антицерковную советскую пропаганду 20х годов. То же читается и в придуманной им притче о жирующем папе римском, запрягающем евреев для смеха в упряжки ("пусть живут, но на масленицу чтоб один из них бегал в упряжке"). И вот бегущий с хомутом еврей встречает бедного еврея Егошуа, который жалуется что ему приписывают разные слова и убивают его именем. Еврей в упряжке ему предлагает полежать за него в могиле, а он за него побегает - дескать издалека их не различат.
Тут если образ коррупционного церковного чиновника выведен с пониманием, то Иисус (Егошуа) в образе безыдейного "бедного еврея", конечно, свидетельствует о весьма скудном понимании как его личности, так и его убеждений.
Это всё равно что рассказывать притчу в которой Будда предстаёт несчастным принцем, желающем, как все принцы, трона и безбедной жизни во дворце - которого выгнали из замка и распустили слух что он ушёл проповедовать некое чуждое ему учение и вот теперь тоже "приписывают разные слова и убивают его именем", а сам "бедный принц Будда" хочет лишь спокойно жить во дворце и чтобы ему не мешали.
Короче, издевательство над евреями-христианами выглядит нехорошо.
Подколы иноверцев были и при описании святой земли (как православная стряпуха тайком кидала сало в похлебку "няхай ця жидюна не войдэ в царство небесное"). Они немного напомнили мне книгу
Рубиной о Иерусалиме "Вот идёт мессия" (хотя у Рубиной это мягче). Также в обоих книгах есть лёгкий наезд на британцев: ближе к концу, Лазик попадает в Палестину, где в это время управляют британцы, и он то-ли им то-ли еврейским чиновникам говорит (на их утверждение что тут настоящее государство, есть безработные, есть тюрьма), соглашается: да, так арестовали и так побили что сразу видно - настоящее государство.
Из высказываний и притч Лазика больше всего запомнился его ответ на чьи-то слова типа "я считаю, что...", Лазик согласился так: "я из всего Маркса знаю только сюртук и бороду, а вы такой заграничный счётчик" и рассказал притчу о том, как одна еврейка никак не могла родить - вероятно потому что у Бога не было свободной души под рукой - и тогда Лазик понял, что он уже тянется за душой какого-то родственника его собеседницы.
Из приключений больше всего запомнилось как Лазик сьел еду с современного типа картины когда её автор, художник-авангардист, неосторожно оставил его со своим произведением один на один (натюрморт, как положено в том направлении авангарда, был сделан из настоящей еды) - тут тоже тонкая сатира на современное искусство, актуальная и сейчас.
Резюме: эту книгу можно прочесть, особенно для тех, кто интересуется стилем
Ильфа-и-Петрова, Зощенко, а также, в некоторой степени,
Аверченко, Тэффи и
Дорошевича - чтобы создался более полный юмористический взгляд на ту, уже далёкую, послереволюционную, эпоху.